— Новая наложница, — осторожно сказал тот, кладя на стол папку. "Вот рекомендации врача и астролога".
— А, — Хунли щелкнул пальцами, — дочь того сочинителя. Тоже китаянка, хотя, — он погладил бороду, — я видел ее родословную. Мать ее наша, с севера, из клана Истинно Красного Знамени. Конечно, плохо, что она вышла замуж за китайца, но что делать, — Хунли пожал плечами и углубился в чтение гороскопа.
— Какой Марс, — изумился он. "И это у женщины, такое редко встретишь. У нашего сына будет всего четверть китайской крови. Отлично, просто отлично. Что там они пишут? — он пробежал глазами заключение: "Позови мне сюда главу императорских евнухов".
— Ваше величество, — поинтересовался Хэшень, — кого из благородных дам, вы берете с собой в Летний Дворец? Я должен приготовить их покои.
— Госпожу Мэйгуй, — император накрыл большой, сильной ладонью папку, — и более никого. Все, — он махнул рукой, — и не забудь, Хэшень — костры с крамольными книгами не должны потухнуть. По всей империи.
— Разумеется, ваше величество, — поклонился тот и выскользнул из зала.
— Мы перепишем историю, — решил Хунли, закрыв глаза, слушая нежную музыку. "Так, что и следа ни останется от бывших китайских императоров. И вообще — уберем всю эту непристойность из литературы, все книги, где высмеиваются маньчжуры. Все будет гореть, точно так же, — он, не открывая глаз, улыбнулся, — как горели книги этого писателя, отца новой наложницы. Как там его звали? Ли Фэньюй. Смешные сочинения, конечно, я сам хохотал, но народу это не нужно. Пусть бы и дальше писал "Цинский исторический свод". Жаль, что он умер, талантливый человек был, конечно".
Император посмотрел на евнуха, что вполз на коленях в зал, и остановился, встав на четвереньки, склонив голову к ковру: "Завтра я хочу видеть госпожу Мэйгуй у себя в покоях, после чего мы уедем в Летний Дворец. Пусть там проверят фонтаны. У этих священников наверняка есть какой-то инженер".
— Конечно, ваше величество, — император, оставшись один, вдыхая теплый ветер, раздвинул занавеси и шагнул в свой кабинет. Повернув ключ в замке золоченой двери, он нажал на шелковую панель, что закрывала стену. Тайник открылся. Хунли, достав книгу, устроился на подушках: "Последний экземпляр в империи, хотя и его — тоже придется сжечь. Но не сейчас, потом".
— Как-то раз военачальник Хунли, из клана Истинно Розового Знамени с Цветком…, Впрочем, нет, ни один маньчжур не позволит себе воевать под таким знаменем. Наверняка, я ошибаюсь, и это было Фиолетовое Знамя с Драконом, или другое, такое же грозное, — начал читать Хунли, посмеиваясь, — решил завести себе наложницу….
Над озером уже играл алый закат, когда Хунли, дойдя до последнего абзаца, ухмыльнулся: "Монах низко поклонился полководцу: "О, ваша милость! Девушка велела передать, что ее устройство слишком нежно для жизни в шатрах, и поэтому она просит извинения, и остается на юге!"
— А деньги! Деньги, ты, проклятый обманщик! — вскричал маньчжур. "Ты же монах, ты должен быть праведником".
— Я он и есть, — приосанился монах. "Деньги мы с госпожой Вечерним Цветком пожертвовали в храм Конфуция, в честь ваших умерших предков, ваша милость. Вот и расписка, — монах вытащил из кармана захватанную, грязную бумажку.
Военачальник посмотрел на нее и важно сказал: "Ты совершил благое дело, монах, хоть и не доставил мне наложницу. Иди же, и расстанемся друзьями".
Вот что было написано в той расписке: "Дорогой Хунли, спасибо за серебро, оно нам очень пригодилось. Тысяча поцелуев, жаль, что мы с тобой никогда не встретимся. Вечерний Цветок".
Император захлопнул книгу и смешливо пробормотал: "Вот же мерзавец этот покойный Ли Фэньюй. Умею я читать, не хуже него".
В библиотеке иезуитской миссии было тихо. Джованни, подняв голову, встретился глазами с высоким, седобородым мужчиной, в китайском халате, что пристально его рассматривал.
Он отложил перо и встал, но старик улыбнулся: "Сидите, сидите. Меня зовут отец Жан-Жозеф, вы меня еще не видели. Как ваше здоровье?"
— Спина еще болит, — ответил Джованни, — но отец Лоран говорит, что шрамы заживают хорошо. А так, — он обвел рукой заваленный рукописями стол, — у вас потрясающие архивы, отец Жан-Жозеф.
— Сто пятьдесят лет работы, — улыбнулся тот, устраиваясь напротив, разливая чай. "Даже больше, отец Маттео Риччи, благословенной памяти, приплыл в Макао почти два века назад. Вы, я смотрю, больше интересуетесь математикой, астрономией? — он взглянул на рукописи.
— Да, — горячо ответил Джованни, — какое счастье, что вы так много перевели из местных ученых, отец Жан-Жозеф. Он положил руку на кипу бумаги: "Я сейчас как раз изучаю заметки отца Мишеля Бенуа, очень, очень талантливый человек был.
— Да, — Жан-Жозеф Амио отпил чая, — они, вместе с отцом Кастильоне строили Летний дворец для его величества императора. Я поэтому и пришел, собственно говоря.
Джованни непонимающе взглянул на него.
— Я состою при дворе его величества, в качестве переводчика, — объяснил отец Амио. "Ну и, — он развел руками, — в общем, представляю интересы миссии. Император на следующей неделе переезжает в Летний дворец. Он просил проверить, как там работают фонтаны. У нас, после смерти отца Бенуа, нет ни одного инженера, к сожалению".
Джованни порылся в бумагах и вытащил большую, аккуратно сложенную схему. "Я смогу, — сказал он, разглядывая ее. "Тут, в общем, ничего сложного нет, святой отец. Смогу, конечно".
— Вот и отлично, тогда я вас на днях туда отвезу, это недалеко, — отец Амио посмотрел на мужчину: "Да, отец Лоран, конечно, волшебник. За неделю он совсем по-другому стал выглядеть. И волосы отрастают, только виски седые".
— Я молюсь, — вдруг, глухо сказал Джованни, глядя куда-то в сторону. "Каждый день, святой отец. Я знаю, — он пошарил пальцами в воздухе, — у меня были друзья, близкие люди, но я ничего, ничего не помню, даже их имен. Я знаю, что кто-то умер, мой друг, даже несколько, — он помрачнел, — но не помню, кто".
Отец Жан-Жозеф достал из кармана халата шелковый платок и протянул его Джованни. "Вы вспомните, — тихо сказал он. "Вспомните, милый. Просто надо подождать".
— Спасибо, — Джованни вытер глаза: "Отец Жан-Жозеф, вот этот чертеж…, - он достал из какой-то папки запыленную бумагу, — это существовало на самом деле? Или просто — фантазия?"
Отец Амио посмотрел на рисунок и усмехнулся: "Это строил отец Фердинанд Вербист для императора Канси, сто лет назад. Как вы понимаете, никто не знает — ездило оно на самом деле, или нет. А что, — он зорко взглянул на мужчину, — вы могли бы такое повторить?"